Он снова сделал паузу, а потом спросил:
— Рассказал?
— А почему я должна говорить тебе, если и рассказал?
— Ты обязана мне жизнью. Если этого мало, чтобы довериться мне, подумай о том, что скажу тебе я. У меня есть план, по которому ты сможешь не только освободиться от Лабиринта, но стать богаче любого купца, может быть даже богаче самого Принца. Ты сможешь даже покинуть Санктуарий и переехать в столицу, или в любое другое место.
Она задумалась.
«Если это сумел сделать Бенна, справимся и мы. Но ведь Бенна не сумел улизнуть».
— А почему тебе нужна женщина? Почему не мужчина? — спросила она.
Сме долго молчал. Было очевидно, что он размышляет, насколько можно доверять ей. Вдруг он улыбнулся, словно какой-то невидимый груз свалился с его плеч. Он даже выглядел похудевшим.
— Я уже многое рассказал, — ответил он. — Придется идти до конца. Обратного пути нет. Причина в том, что волшебство мага имеет слабое место. Он примется строить чары против мужчин. А защиты против женщин не подготовит. Ему и в голову не придет, что женщина попытается украсть его сокровище. Или… убить его.
— Откуда ты знаешь?
— Не думаю, что стоит говорить тебе об этом сейчас. Ты должна поверить мне. Я знаю о Пурпурном Маге больше любого обитателя Санктуария.
— Возможно, но и этих знаний может оказаться недостаточно, — парировала она.
— Я действительно знаю многое о нем. Более чем достаточно, чтобы представлять для него большую угрозу.
— А он много знает о тебе?
Сме снова улыбнулся.
— Он даже не знает, что я здесь. Если бы знал, я уже был бы трупом.
Они проговорили до рассвета. Маша все решила для себя. В случае неудачи ее ждала ужасная участь. А жизнь ее дочерей и матери стала бы невыносимой. Но и продолжай она прежнюю жизнь, они все равно были обречены. Она могла умереть от лихорадки или пасть от руки убийцы, и у них не стало бы ни кормильца, ни защитника.
Как бы то ни было, Сме подчеркнул, что маг охотится за ней, хотя в этом не было-необходимости. Единственным способом защиты было нападение. У нее не было другого выбора, кроме как ждать заклания подобно онемевшей от страха овечке. Правда, в данной ситуации, прежде чем забить, овечку будут еще и мучить.
Сме знал, что говорит, когда намекал, что она отчаянная.
Когда подоспел «волчий хвост», ложный рассвет, она с трудом встала, прошла в свою комнату и посмотрела в окно. Так и есть, трупы рагги исчезли.
Вскоре проснулась Кхем, посматривая веселыми глазенками, и попросила покушать. Маша покрыла ее поцелуями, и плача от радости, приготовила завтрак. Сме ушел, обещав вернуться до полудня. Он дал ей пять шебушей и несколько мелких монет. Маша разбудила мать, отдала ей деньги и сказала, что несколько дней ее не будет. Валлу хотела задать вопрос, но Маша твердо сказала, что лучше ей не знать больше того, что она знает сейчас.
— Если Эвроен поинтересуется, где я, скажи, что меня позвали помочь при родах у богатого крестьянина. Если он спросит его имя, скажи, что его зовут Шкидур-ша-Мизл. Он живет далеко отсюда и приезжает в город всего два раза в год, не считая особые деловые поездки. Не обращай внимания на эту ложь. Как только я вернусь — а это будет скоро — мы сразу же уедем отсюда. Упакуй в тот мешок все, что потребуется для дальней дороги. Одежду, столовые приборы и лекарства. Если Кхем станет хуже, дай ей порошок Сме.
Валлу запричитала, и Маше пришлось ее успокаивать.
— Спрячь деньги. Нет! Оставь один шебуш так, чтобы Эвроен обнаружил его, когда начнет искать. Остальные спрячь так, чтобы не нашел. Найдя шебуш, он пойдет пьянствовать, а тебя не будут беспокоить ни он, ни его расспросы.
Когда пылающий медный шар полуденного солнца достиг зенита, пришел Сме. У него были воспаленные глаза, но он не казался усталым. Он притащил ковровый мешок, из которого извлек две темные накидки, две мантии и маски, которые священники Шальпы носили на людях.
— Как ты отделалась от матери и детей? — спросил он.
— Сосед взял девочек до прихода матери с покупками, — ответила она. — Эвроен так и не появлялся.
— Он долго не появится, — сказал Сме. — Я бросил ему монетку, когда встретил пошатывающегося на пути. Он, конечно, схватил ее и помчался в таверну.
— «Меч-рыба» отплывает через три дня. Я договорился, что нас возьмут на борт и укроют, если отплытие задержится. Все утро я был страшно занят.
— Включая прием ванны, — заметила она.
— Даты и сама не особенно благоухаешь, — сказал он. — Сумеешь выкупаться, когда доберемся до реки. Надень это.
Она пошла в свою комнату, разделась и набросила мантию священника. Когда она вышла, Сме был полностью одет. Из-под мантии торчал мешок, прикрепленный к ремню.
— Дай мне свою старую одежду, — сказал он. — Мы спрячем ее за городом, хотя не думаю, что она нам понадобится.
Маша отдала одежду, и он спрятал ее в поясную сумку.
— Пошли, — сказал он.
Она не последовала за ним к двери, Сме обернулся и спросил:
— В чем дело? Струсила?
— Нет, — ответила она. — Только… мать очень близорука. Боюсь, ее будут обманывать на базаре.
Он засмеялся и сказал что-то на незнакомом языке.
— Ради Игила! Когда вернемся, у нас будет достаточно денег, чтобы тысячу раз скупить весь сельский рынок.
— Если вернемся… — прошептала она. Ей хотелось пройти в комнату Лузы и на прощанье поцеловать детей. Это было глупо. Решимость могла покинуть ее, зайди она к ним сейчас.
Они вышли из дома, преследуемые взором Шмурта. Он был слабым местом в их алиби, но они надеялись, что алиби им не потребуется. Сейчас он был слишком ошеломлен при их появлении, чтобы что-то сказать. А идти к солдатам он побоится. Возможно, он подумал, что два священника тайно проникли в дом, и было бы неуважительным вмешиваться в их дела.