— Я бы давно сделал это, если бы считал, что это поможет, — неохотно вздохнул он, — но боюсь, что едва ли могу повлиять на него. Если и будет какой-то результат, то прямо противоположный. Он только усилит свои нападки, чтобы доказать, что меня он тоже не боится.
— Но ведь ты старше его по званию, — возразил Рэзкьюли.
— Официально, да, — его друг Пожал плечами, — но мы оба знаем, что существует громадная пропасть между тем, что официально и что истинно. Темпус пользуется расположением Принца. Он свободен и выполняет мои приказы только тогда, когда ему это выгодно.
— Но вы же держали его вне Дома Сладострастия…
— Только потому, что я убедил Принца в необходимости поддерживать добрую славу этого Дома до прибытия Темпуса, — возразил Зэлбар, качая головой. — Я должен был давно пойти к Принцу, чтобы покончить с дурным поведением Темпуса, но этим вызову лишь его ненависть. Ты же видишь, он делает, что хочет в Саду Лилий, а Принц смотрит на это сквозь пальцы. Нет, я не могу рассчитывать на то, что окажу воздействие на Темпуса. Не думаю, что он набросится на меня физически, учитывая мое положение телохранителя Принца. Но также не думаю, что можно рассчитывать на его помощь, если вдруг в схватке я окажусь и трудном положении.
Только тогда Зэлбар заметил маленький садик с цветами, разбитый рядом с домом недалеко от тропы, по которой они шли. В саду работал человек, поливая и подрезая растения. Эта картина вызвала у цербера внезапный прилив ностальгии. Как давно это было, когда он находился далеко за пределами Императорского Дворца в Капитолии и боролся со скукой, наблюдая, как садовники ухаживают за землей, засаженной цветами? Казалось, прошла целая жизнь. Несмотря на то, что он был профессиональным солдатом или, может именно потому, что он был солдатом, он всегда восхищался спокойной красотой цветов.
— Давай поедим там… под деревом, — предложил он, указывая на место, с которого открывался вид на сад. — Это самое лучшее место.
Рэзкьюли помедлил, посмотрел на дом с садом и хотел произнести что-то, но передумал, пожал плечами и направился к дереву. Зэлбар увидел, что на лице друга на мгновенье промелькнула озорная улыбка, но не обратил внимания, предпочтя вместо этого рассматривать картину мирного сада.
Оба пообедали, как закаленные в боях участники походов на привале. Вместо того, чтобы сидеть лицом друг к другу или рядом в тени раскидистого дерева, они прислонились друг к другу спинами. Глиняную бутыль с вином они осторожно положили в пределах досягаемости обоих. Такое положение давало им не только полный обзор, чтобы отобедать без помех, оно создавало краткую иллюзию одиночества каждому из них — редкая вещь для тех, чья профессия требовала присутствия в любое время по крайней мере дюжины своих коллег. Чтобы продлить ее, они ели в молчании. Никто не пытался завязать разговор и не потерпел бы этого, пока оба не покончили с едой. Таково было правило людей, которые полностью доверяли друг другу.
Оглядывая со своего места сад с цветами, Зэлбар мысленно вернулся к своему прежнему разговору с Рэзкьюли. В его работу входило поддержание мира среди церберов по крайней мере в той степени, в какой их личные расхождения не мешали бы выполнению обязанностей. Ради этого он успокаивал своего друга и по мере сил упреждал открытую стычку… пока, по крайней мере. В условиях достигнутого таким образом мира Зэлбар мог признаться самому себе, что он целиком на стороне друга.
Шумные громилы были не в новинку в армии, но Темпус был громилой особого рода. Будучи абсолютно убежденным сторонником дисциплины и порядка, Зэлбар чувствовал отвращение к нему, его приводило в ужас поведение Темпуса. И более того, Темпус действительно пользовался расположением Принца, так что Зэлбар не мог выступить против него открыто, несмотря на все более и более широко распространяемые слухи о его аморальном и преступном поведении.
Цербер хмурился, когда думал о тех вещах, о которых слышал и которым был свидетелем. Темпус открыто потреблял одурманивающие вещества на службе и вне ее. Среди граждан Санктуария, которых нелегко было запугать, у него быстро формировалась репутация грубияна и садиста. Ходили даже слухи, что он методично охотился за продавцами мечей в голубых масках, которых нанимал бывший гладиатор Джабал, и убивал их.
Зэлбар не испытывал симпатии к этому криминальному королю, торговавшему рабами, чтобы прикрыть более преступные дела, но вместе с тем он не мог стерпеть, чтобы цербер брал на себя функцию судьи и палача. Однако Принц приказал ему представить Темпусу свободу действий, поэтому у него не было полномочий даже для того, чтобы проверить слухи — прекрасная ситуация, когда блюстители закона стали его нарушителями, а законодатель действует так, чтобы прикрыть их.
Воздух пронзил крик, прервав размышления Зэлбара, заставив его вскочить на ноги и схватиться за меч. Оглядевшись в поисках его источника, он припомнил, что такого рода крики он слышал и раньше… и не только на поле битвы. Это не был крик боли, ненависти или страх, это были бездушные крики того, кто лишен всякой надежды, кто испытывает такой ужас, какой невозможно понять разумом.
Тишину разорвал второй крик, и на этот раз Зэлбар понял, что он исходил из дома с прекрасным садом. Со все возрастающим изумлением он наблюдал, что садовник спокойно продолжал свою работу, даже не утруждая себя поднять голову и взглянуть вверх, хотя крики теперь следовали один за другим. Или этот человек глух или Зэлбар сходит с ума, реагируя на воображаемый шум, исходящий из забытого прошлого.